* * *
-1-
балкон.
Ящики для цветов получились добротные. Валентина послала мужа за песком, землей из разрушенного сада и начала ковыряться, перемешивая посадочные компоненты. Зазвонил телефон. У страховых агентов достаточно свободный график работы, важно только количество заключаемых договоров. Она никогда не была в лидерах, но и не плелась в хвосте. Звонил один из ее постоянных клиентов, просил подъехать посоветоваться по страхованию не совсем достроенной дачи. Отрываться от земли не хотелось, но пришлось, уж очень не хотелось терять дополнительный заработок. Разогрела дочке обед, быстро собралась и поехала.
Леночке в этом году исполнилось двенадцать. Обед, приготовленный, как обычно, на скорую руку, назвать вкусным можно было только из-за того, что он был свежим и горячим. Куклы, молча сидя на диване, смотрели стеклянными глазами на девочку. Скучно. Вышла на балкон. Ей нравилось с высоты седьмого этажа смотреть на автобусную остановку. Люди казались игрушечными, их суетящийся рой напоминал муравейник, кто-то только шел пустым за своей ношей, кто-то возвращался с сумками свертков, пакетами, кто-то ждал своего автобуса, переминаясь в нетерпении с ноги на ногу.
Лена, насмотревшись, стала "продолжать" мамкину работу по посадке, зная, что мать, беззлобно √ крикливая и чуть взбалмошная тридцатипятилетняя женщина, наверняка будет недовольна ее инициативностью. Сверху, как обычно в конце дня, раздавалась ругань соседей. Шум голосов то затихал, то снова становился громче. "Сейчас начнут швыряться", √ подумала девочка. Каждый вечер повторялось одно и то же. Сначала песни из обычного застольного репертуара, потом крики и бой посуды. Зимой соседских оргий не было слышно по причине холода, когда было тепло, все происходило прямо на балконе. Поначалу жильцы пытались вмешиваться и успокаивать не в меру шумных соседей, пару раз даже вызывали милицию, но те ничего не могли поделать, ведь скандалы были дневными и домашними.
Дом жил обычной вечерней жизнью. Закрывались и открывались двери, детей звали домой на ужин, гавкали и гадили собаки во дворе.
-Не трогай меня!!!
-Я, тебя, подлюка, убью нахер.
-
Давай, давай. Забыл, как в первый раз сидел? Снова упеку, и из квартиры выпишу.
-Выпишешь, шалава? Да некому будет выписывать, я тебя прежде порешу.
-Смотри, сам не порешись!
-Ой, люди добрые, убивают, помогите!
Народ на остановке, как по команде, поднял головы вверх. Хлопок балконной двери, звон разбиваемого стекла.
-Верка, открой дверь, хуже будет
-Щас ментов вызову, посмотрим, кому хуже будет.
-Да в рот твоих ментов, и тебя вместе с ними.
Милицейский "козел" подъехал на удивление быстро. За закрытыми дверями буйствовал хозяин.
Сколько уже писали о русском характере. Пить, так до посинения, до блевотины, чтобы спать, обняв унитаз, орать, так матюками, чтобы слышала вся округа, драться, так до крови, чтобы бои профессионалов казались детским садом. Попробуй остановить, сам окажешься участником побоища.
Дворовые бабы насели на ментов с жалобами на соседей, Верка, босая и в халате, с растрепанными сальными волосами, вопила про свое, не забывая огрызаться на соседок. Разобравшись, в чем дело, уставшие к концу смены, два милиционера поднялись на девятый этаж.
-
Эй, открывай дверь, милиция.
-
Че надо?
-
В отделение поедем.
-
Пошли нахер отсюда, я у себя дома.
-
Ты думаешь, кого посылаешь, мужик? √ начали заводиться менты.
-
Ну, держись.
-
За свой хрен подержись.
Дверь под ударами начала дрожать, благо замок стоял плохонький.
Леночка с интересом прислушивалась к происходящему наверху. Лоджии в доме были сдвоенные, с проходами между ними, которые все хозяева давно заделали, кто досками, кто кирпичом. Вверху зашуршало, что-то посыпалось вниз, стуча по карнизам нижних балконов.
Те, кто стояли на остановке, потом рассказывали, что он почти перелез на соседнюю лоджию, сорвавшись, когда переносил ногу через перила.
Девочка услышала крик, подошла ближе. Падая, он зацепился одеждой за ее седьмой этаж. Она подвинулась туда, где был зарешеченный проем между листами толстого шифера, огораживающего балкон. Руки и ноги мужчины судорожно болтались в воздухе, пытаясь хоть за что-нибудь ухватиться, но страх и количество выпитого не дали этого сделать. Беспорядочные движения, только ускоряли падение.
Девочка, широко открытыми глазами смотрела на мужчину. Время растянулось, секунды раздвинулись. Глаза остановились на лице Лены, их взгляды приковались друг к другу. Одежда, наконец, разорвалась. Он падал. Глаза не отрывались от ее лица, крик прекратился.
Каждый, наверное, видел, как на землю по осени скидывают из кузова бортовой машины мешки с картошкой. Подняли, перекинули, короткая невесомость во время полета, мягкий удар о землю, перекатывание плода о плод, потом мешок чуть подпрыгивает и валится набок, если его не поддержать. Развязывается шнур, и на землю выкатывается несколько картофелин.
Он упал почти плашмя, но сначала о крышу пристройки-магазина ударилась голова, выплескивая на грязный замшелый рубероид желтовато-серую мозговую кашицу. Глаза по-прежнему не отрывались от Леночки, живя своей, отдельной от тела жизнью. Дернувшись, тело застыло. Воздух между ним и девочкой закрутился невидимой спиралью, от мертвых глаз к живым. Волна содрогнула ее, комок подступил к горлу еще ближе. Последним, что она увидела, падая в обморок, был ящик с землей.
Мать появилась вовремя. Приехавший засвидетельствовать смерть мужчины врач "скорой помощи" остановил девочке кровь на лбу. Ее повезли в приемный покой. Мать всю дорогу держала за руку, платком вытирая слезы. Застывший взгляд испуганных глаз девочки вызывал неосознанное чувство гадливости, хотелось схватить дочь за плечи и потрясти посильнее. Врач определил трещину лобовой части черепа. Услышав диагноз, у Валентины подкосились ноги, она медленно по стене сползла на пол. В детскую больницу, на другой конец города, Лену повезли уже одну.
В больнице ей пришлось проваляться полтора месяца. Анализы, снимки, въевшийся даже в крашеные стены запах кислой капусты, прогорклого масла и пробирок с анализами, грязно-белые халаты медсестер. Правда, когда пошла на поправку, ей даже понравилось болеть, как и всем детям. В больнице никто не заставлял их съедать все до последней ложки, родителям, почти каждый день носившим девочке термосы, свертки и пакеты, можно было сказать, что она уже ела. Фрукты и сладости в палате не переводились. Проведя все анализы, написав кучу направлений, Лену отправили домой. Слабая боль в месте травмы оставалась, но сидеть было скучно, она сама попросилась в школу.
Учиться стало труднее. До травмы Лена брала предметы не зубрежкой и усидчивостью, как остальные подружки. Ей достаточно было услышать хотя бы половину того, что рассказывал преподаватель, особенно на уроках гуманитарных дисциплин. Теперь же все изменилось, в голову ничего не лезло, появилось оправдание, можно было всегда сказать, что заболела голова. Усердствуя в этом слишком уж часто, она добилась того, что ее отвезли на анализы в дорогую военную клинику в Краснознаменск. Там у девочки наши непонятное уплотнение рядом с заросшей трещиной. Врачи посоветовали каждые полгода проводить обследование, дабы убедиться, что его размер не меняется.
В больнице, шикарной по сравнению с клиниками в ее городе, Лене не понравилось. Лежали там, в основном, взрослые. Тело к 13 годам уже начало формироваться, холмики грудей выпирали через халат, стоило пройти по коридору, из соседних палат старались выйти ходячие больные, жаждущие лишний раз полюбоваться на молоденькую симпатичную девчушку. Поначалу это внимание радовало девочку, но, после того, как услышала в свой адрес скабрезную шутку, сказанную вполголоса пожилым усатым воякой, старалась выходить только при крайней необходимости. Еле-еле уговорила родителей отказаться от проведения курса уколов, сославшись на то, что голова прошла.
Кто учился, знает, как это трудно, догонять программу после перерыва. Числители, знаменатели, токи и напряжения, амебы и инфузории. Год, правда, удалось закончить всего с одной тройкой. Но чего это ей стоило, знала только она. Родители плюнули на учебу дочери, мать постоянно разглядывала, пытаясь найти, что в ней не так. Но того, что было в действительности, вовремя никто не заметил┘
-2-
день рождения
Где-то с десяти лет на ее день рождения собирались только дети. Пора общения с мальчиками еще не пришла. К ней пришли две девочки из двора, три школьные подруги, и общий мальчик-подружка Алеша. Если бы дети были взрослее, можно было бы говорить, что в нем есть легкая "голубинка", но об этом еще не вели речь, и никто не видел ничего дурного в том, что мальчик чаще общается с девчонками. К этому привыкли, да и девчонки не стеснялись своей "подружки". Именно он подарил Леночке маленького рыжего хомячка, смешно перевязав его ленточкой поперек живота. День рождения для Лены был испорчен. Все внимание вместо именинницы было приковано к животному. Сначала каждый погладил Федора, как его тут же назвали по совету Алеши, потом все дружно устраивали жилище в коробке, забыв про накрытый стол. Оторвать детей от развлечения смог только отец, шумно, с хлопком раскрыв бутылку детского безалкогольного шампанского. Леночка старалась не подавать вида, что настроение безнадежно испорчено. Придумав причину для того, чтобы выпроводить друзей, осталась в комнате одна с животным, которого посадили в литровую банку.
Раздражение все сильнее выходило наружу.
"Какая же гадость", - подумала она. Лена уже забыла, как недавно, будучи в гостях у Алеши, играла с его выводками хомяков, которых у того было штук тридцать. Его отец занимался разведением и рыбок, и хомяков, было у них в доме и две сиамские кошки. В квартире стоял запах зверинца.
Лена достала хомяка из банки. Тщедушное тело зверька грело руку. Поднеся его ближе к лицу, почувствовала запах нечистот.
-Охота тебе с этой херней возиться?
-
Кто здесь? √ Лена обернулась.
В комнате никого не было. На кухне мать гремела посудой, в зале работал телевизор. Девочка покрутила головой, посмотрела на хомяка.
Тот пригрелся на руке, начал смешно умываться, после, покрутившись, стал испражняться прямо на ладошку. Лену передернуло, рука сама брезгливо дернулась, скидывая животное на пол. Падать было невысоко, но он все равно взвизгнул, когда ударился пуговкой √ носиком.
-
Сразу бы так. От этой гадости только подхватишь себе что-нибудь, - раздался тот же голос.
Ей стало страшно.
-
Кто тут опять?
-
Ладно, не вертись. Здесь я.
-
Кто ты такой?
-
Кто, кто, конь в пальто. Забыла, как смотрела на меня?
-
Откуда смотрела?Объясни, наконец, кто ты?
-
С кем ты там разговариваешь, вроде все ушли? √ подала с кухни голос мать.
-
Молчи, скажи, с хомяком разговаривала, а не то┘
-
Да у меня тут какой-то┘
В голове у девочки зашумело, боль подступила туда, где была трещина и запульсировала, расплескиваясь по всему телу. Перед глазами поплыли круги.
-Нет, нет тут никого. √ Она почти кричала.
Мать, испугавшись, прибежала к ней в комнату. Лена сидела на диване, прижав пальцы к вискам.
-
Что с тобой, дочка?
-
Да ничего, мам, просто, наверное, устала. Помочь тебе посуду помыть?
-
Ложись-ка ты лучше поспи, что я, сама не справлюсь.
Боль отступила, будто и не было. Она заснула, едва коснулась щекой подушки.
-3-
хомяк
Разбудил тот же голос.
-
Хватит спать, вставай.
Спросонок Лена не сразу вспомнила вчерашний вечер.
- Кто. . .
-
Да не ори ты, родителей разбудишь. Я тебя и так слышу, можешь не разговаривать.
-
Я не понимаю, откуда ты?
-
Слушай, я тебе в последний раз говорю, не ори, а то будет, как вчера.
На лбу опять проснулись толчки боли. Она встала. Боль, как и вчера, будто испарилась. Воскресное утро весенним холдным солнцем пробивалось через окошко. На часах √ половина десятого утра. Родители еще спят. Лена пошла на кухню, поставила на плиту чайник. На подоконнике стояла недопитая отцом бутылка пива.
-
Хлебни пивка.- раздался голос.
-
Ты что???
И опять боль пронзила голову. С отвращением девочка взяла бутылку, пошла за своей кружкой.
-
Че ты выпендриваешься, из горла нельзя, что ли?
-
Мама говорит, что это неприлично.
-
Ну, ладно, - пошел на уступку голос.
Пиво, теплое и выдохшееся со вчерашнего вечера, пахнуло чем-то противно-кислым. Налив половину кружки и зажав пальцами нос, Лена, стоя возле раковины, пересиливая себя, выпила все до конца, ожидая рвотных позывов. Однако напиток показался даже приятным. В голове непривычно зашумело, тело стало легче. Отец однажды в благодушном настроении дал дочке попробовать свой любимый напиток, ей совсем не понравилось. Она снова подошла к окну, взяла в руку бутылку. "Московское". Послышался звук открываемой двери родительской спальни.
-
Ты уже не спишь? √ спросила мать и недоуменно посмотрела на дочь с бутылкой пива в руке.
-
Да вот, думаю, вылить его или нет, - не задумываясь, солгала Лена.
-
Выливай, он такое уже не будет пить, - успокоилась Валентина.
-
Чай будешь, мам?
-
Попозже, пойду еще полежу.
Лена тоже не стала пить чай, пошла в свою комнату, села за стол. Хомяк завозился в банке, умыл лапками свои бусинки-глаза. "Вот насколько тебе хватит воздуха, если банку закрыть?" √хладнокровно, насколько позволяла чуть захмелевшая с непривычки голова, подумала девочка.
-А ты попробуй, - снова раздался голос.
Лена достала портфель, сняла обложку с тетрадки, накрыла банку и завязала ниткой сверху так, чтобы воздух не проходил. Усмехнувшись, посмотрела на ничего не подозревающее животное и легла на свою кровать┘
-4-
смерть ╧ 1
-Вставай, соня, белый свет проспишь.
Солнце, появлявшееся на стороне комнаты девочки только во второй половине дня, уже вовсю светило в окно.
-Умывайся скорее, отец нас сегодня мороженым хочет угостить, - мать суматошно влетела в комнату.
-Давай, давай, сколько можно спать.
-
Мы в кафе пойдем?
-
Да, в "Сластену". Там, говорят, иностранного мороженого завезли, такое вкусное!
Про закрытого пакетом хомяка она не вспомнила.
Ее баловали нечасто, семья Лены была, можно сказать, среднего достатка, то есть и, вроде, не бедствовали, но позволить себе очень уж шиковать тоже не могли. Детское кафе-мороженое было единственным в городе заведением такого рода. Пластмассовые коробки с мороженым, какого только нет: шоколадное, клубничное, фисташковое, лимонное, от обилия названий и цветов рябило в глазах. Шарики, красиво уложенные в блюдца, пряный запах сладостей, торты и пирожные. По выходным здесь всегда было много народа. Отстояв в очереди, сели за столик.
-
Вкусно, да?
-
Очень, папа.
-
Как там твой Степа, или как его там?
-
Ты про кого?
-
Ну, хомяк твой, - Лена поперхнулась от слов отца.
-
Федор его назвали. Ой┘, - отец с матерью, увидев в глазах дочери что-то непонятное, замерли.
-
Я┘ Я его┘ покормить с утра забыла.
-
Да ничего, дочь, ничего с ним не случится за полдня.
-
Может, я сбегаю, а вы меня тут подождете? √ Лена вспомнила утро, всплыл шорох полиэтилена, когда она завязывала банку.
-
Ладно тебе, доедим, да вместе пойдем.
Случилось. Открытые остекленевшие бусинки глаз смотрели в одну точку, передняя лапка с раскрытыми коготками вытянулась, будто пытаясь проскрестись через стекло. Лена быстро, чтобы не увидели родители, разорвала нитку и убрала пакет в карман. Тельце животного уже остыло. Ком горечи подкатился к горлу, неприязнь к Федору уступило место чувству вины за то, что она сделала.
-5-
борьба.
Тяжко. "Что же это? Неужели это я?..", - мысли , словно комочки из иголок, болтались внутри.
-Ты здесь? Видишь, что ты наделал?
-
А че я? Я разве банку завязал? Да и фиг с ним, сдох, и ладно.
-
Это все твое пиво! Не буду больше никогда, даже пробовать не буду!
Девочка даже не заметила, что разговаривает с поселившимся внутри нее алкашом-соседом не открывая рта. Если бы она была взрослой, скорее всего, все было бы по-другому, в детстве легче верится во все чудесное.
Мужчина даже испугался ее ярости, смешанной со слезами. Молчание. Лена, глотая последние слезы, вышла из комнаты.
-
Ну, что там твой Федор, покормила? √ готовясь не слушать ответа, спросила мать.
-
Он умер.
Мать обернулась, увидела красные заплаканные глаза дочки, меховой комочек на ладони.
-
Что с ним случилось?
-
Я не знаю, - внутри бурлило желание рассказать матери, кто и как это
сделал. В голове кольнуло, Лена проглотила возникшие слова. Они сели за обеденный стол.
-
Ну не мог же он действительно с голода. Дай, я посмотрю.
-
Можно, я еще подержу его.
У родителей хватило такта не приставать к дочери с расспросами, только отец, уже перед сном, вошел к ней в комнату.
-
Ну, не расстраивайся ты так. Хочешь, другого тебе купим?
-
Нет, пап, не надо. Можно, он побудет у меня до завтра, а вечером похороним его?
-
Знаешь, от него может запах быть, лучше бы сегодня.
-
Я его в банку положу и сверху накрою, - Лена грустно усмехнулась, вспоминая.
-
Ладно, сама смотри. Спокойной ночи тебе, дочь.
-
И тебе, па.
Спать не хотелось. Зачастую самому себе так трудно объяснить, что творится у тебя внутри.
Жалось к животному и, в то же время, облегчение от того, что его больше нет, злость на себя и соседа, так, на удивление просто, вошедшего в нее. Воспоминания. От них до сих пор к горлу подкатывал комок не переваренной пищи. Серо-желтое пятно на крыше с брызгами такого же цвета вокруг и дрожание воздуха между их взглядами, от всего этого можно было сойти с ума. Если бы это происходило в период отрочества, когда начинается период самокопания, возможно, так бы и случилось.
-
Сколько ты будешь крутиться? √ раздался голос,
- Дай поспать.
-
Когда захочу, тогда и засну, - возмутилась Лена на не подававшего целый вечер голос соседа.
Она поняла, что тот не может "слышать" то, о чем она думает. Он мог это, только когда Лена хотела с ним говорить.
-
Смотри, доворочаешься.
-
А что, ты мне можешь это запретить?
-
Не заводи меня лучше, сучка маленькая!
-
Прекрати ругаться на меня, - Лена приподнялась на кровати на локтях. Боль пронзила голову.
Отец воспитывал девочку, как сына, не принимая слишком всерьез синяки, царапины и слезы. Сам он был спортивным мужчиной без особо выдающихся данных, везде по чуть-чуть и нигде по-серьезному, фигура его в 40 лет была достаточно подтянутой без малейшего намека на округлость в области живота. Поставленная им перед собой серьезная цель почти всегда достигалась, по крайней мере, в том, что он мог сделать сам. Дочь была больше похожа на него, чем на мать, постоянно бросающую свои дела до того, как они смогли ей надоесть. В меру серьезную девочку почти не обижали одноклассники, зная, что от нее можно получить достойный отпор.
Лена прикусила верхнюю губу. Боль раскалывала голову напополам, ей казалось, что по лбу пробежал чуть кровоточащий разворачивающийся, ровный, как от скальпеля, разрез. Тонкая струйка крови из прокушенной губы побежала по подбородку. Прислушиваясь к себе, стараясь сдержать стон, Лена вдруг поняла, что боль собралась только в месте бывшей трещины. Закрыв глаза, попробовала представить себе, что находится внутри головы, благо в больнице на приемах и консилиумах врачей, на которых она присутствовала, ей приходилось видеть цветные картинки. Стало чуть легче, будто из темноты она увидела свет из открытой впереди двери.
Внутри было интересно. Мозг напоминал флуоресцирующую массу, наполненную маленькими, яркими точками. Точки, как маленькие солнца, выпускали еле светящиеся лучики в разные стороны, будто перемигиваясь друг с другом. Ближе к стенкам свечение заканчивалось, и только впереди было какое-то уплотнение, резко очерченное темной границей. Оно напоминало по форме маленький дирижабль без пассажирской корзинки и чуть сдутый. Вместе с легкими толчками боли уплотнение пыталось надуваться в середине. Светящиеся точки, реагируя на это, пытались потесниться, встречая сопротивление в остальных, более удаленных от уплотнения. "Дирижаблю", похоже, это тоже не нравилось. . .
Продолжение следует
|
